Я познакомился с ней совершенно случайно, на берегу Пельского водохранилища, естественно, на рыбалке. Было раннее утро, еще не совсем рассвело, и я спешил на свое любимое место под мостом, по которому проходил автобан. Стояла такая тишина, что было слышно, как на противоположном берегу с высоких яблонь падают тяжелые плоды. Иногда из воды выплескивались большие рыбины, и после этого долго расходились круги, почти доходящие до берега. Я спустился под мост и обомлел: на моем месте сидела под — Пожалуйста, устраивайтесь рядом. Места всем хватит.
Подумав, я согласился. Встав рядом, я забросил спиннинги и сел на стул, уставившись на них. Воцарилось молчание. Рыбачка, казалось, не обращала на меня никакого внимания. Но так продолжалось недолго. Видимо, чтобы как-то сгладить неловкость, она подошла ко мне и спросила:
— Сколько времени?
Я ответил. И удивился, заметив на руке у нее часы. «А может, встали? — подумал я. — Или еще хуже, вдруг неожиданно сломались».
— Спасибо! — поблагодарила она. После этого мы разговорились. Фрау Хэнэн (так она мне представилась) живет здесь давно. Переехала сюда в начале 50-х годов из Карл-Маркс-Штадта (ныне город Хемниц). Там она жила вместе с родителями и в военное лихолетье, и в послевоенные годы. Курить она начала, когда познакомилась с советским офицером одного из воинских гарнизонов, расквартированных в оккупированной Германии. Он курил папиросы, и она, балуясь, пристрастилась к ним. С лейтенантом их знакомство зашло далеко, слишком далеко. Забеременев, девушка уехала от родителей. Приехала сюда, родила сына, да так и осталась здесь. От ее возлюбленного не осталось даже фотографии на память, а вот курить она не бросила. Я заметил, что она курит «Беломорканал».
— Все хорошо, — сказала она, — да только папиросы трудно доставать. Их нигде почти не продают. А сигареты я не курю.
Я вообще не курил, но вспомнил, что в нашем «Военторге» видел пачки этих папирос на витрине.
— А как вы назвали сына? — спросил я.
— Александр, Алекс, в честь его отца.
— И больше вы со своим любимым не виделись?
— Нет. Никогда. Я даже не пыталась его найти. Зачем? У него была семья.
— А откуда он сам?
— Говорил, что из Москвы.
Я нелестным словом отозвался о лейтенанте про себя. Но вслух ничего не сказал. Собственно, на этом наш разговор и закончился. Мы занялись рыбалкой. До вечера время пролетело как один миг. В садке у меня было пять крупных лещей и две плотвички. В общем, нормальный улов.
У фрау Хэнэн садок был пуст.
— Доброе утро!
Ответив на приветствие, я снял со спины нетяжелый рюкзак, отыскал в нем пакет и протянул его фрау Хэнэн.
— Что это? — спросила она.
— Папиросы, — ответил я.
Фрау Хэнэн развернула пакет, посмотрела на меня, и мне показалось, что у нее в глазах появились слезы.
— О, бог мой! Сколько я вам должна? — спохватилась она.
— Нисколько, просто это мой подарок.
— Подарок?
— Да.
— Спасибо! Большое спасибо!
На устройство своих спиннингов мне хватило пяти минут. Я сел на стульчик и открыл бутылку пива. Положив пакет с папиросами на рыбацкий сундучок, фрау Хэнэн пошла перекидывать свои спиннинги. Поколдовав с удочками, она села рядом со мной и закурила. Подул легкий свежий ветерок. На воде появилась рябь. Я поежился, закрыл бутылку пива и поставил возле стульчика, на котором сидел. Поклевку мы увидели почти одновременно. На спиннинге у фрау Хэнэн поднялось провисающее на леске
— Карп.
Я взял подсак и, зайдя почти по пояс в воду, стал искать глазами попавшуюся на крючок рыбу. Странно, еще неделю назад мы рыбачили каждый отдельно, теперь же стали рыбачить вместе. Очутившись в подсаке, пойманный карп жадно дышал, раздувая жабры. Фрау Хэнэн даже умудрилась измерить его.
— Сорок один сантиметр, — cказала она, пряча в сундучок складной деревянный метр. «Брать можно», — подумал я про себя.
По немецким правилам карпа можно брать не менее 36 см в длину. Фрау Хэнэн знала об этом не хуже меня. Спустя некоторое время опять наступила тишина. Потом послышался шум подъезжающего автомобиля. Это был «Трабант». Из машины вышел приятный молодой человек с малышом на руках и направился к нам. Подойдя, опустил ребенка на землю, поздоровался.
— Это мой сын Александр, — сказала фрау Хэнэн. Малыш быстро оказался в объятиях счастливой бабушки, а Александр спросил у меня, как успехи. Я показал на садок. Он одобрительно кивнул, подошел к фрау Хэнэн, о чем-то поговорил с ней и попрощался. После отъезда Александра мы опять расселись по своим стульчикам. Фрау Хэнэн закурила, а я стал потягивать пиво из початой бутылки.
— Фрау Хэнэн, а вы давно рыбачите? — задал я вопрос, мучивший меня с первого дня нашего знакомства.
Она улыбнулась:
Она улыбнулась:
— Давно, сразу, как только приехала, вернее, убежала от родителей сюда из Хемница. Здесь тогда тоже недалеко стояла советская воинская часть. А рыбачить меня научил пожилой русский солдат, который постоянно приходил с удочками на место, где мы сейчас с вами рыбачим.
«Так, значит, это не мое место, оно по праву принадлежит фрау Хэнэн», — подумал я.
— Вот мы с ним и рыбачили вместе. А он, когда приходил, приносил еще и свой солдатский паек, который делил со мной, как с товарищем. Но это продолжалось недолго, — фрау Хэнэн закурила новую «беломорину», — часть расформировали, и он уехал.
— А как его звали? — спросил я.
— Его звали дядя Миша, и он откуда-то из Сибири.
Мы помолчали.
— Был у нас здесь и еще один «рыбак» из советских офицеров,- вспомнив, продолжила фрау Хэнэн. — Правда, он на озеро не приезжал, а «рыбачил», не выходя из дома. Он жил на втором этаже. Говорят, был большим командиром, но много пил. А внизу дома, в подвале, была пивная. Чтобы не спускаться каждый раз вниз, он прорубил отверстия в полу до самого подвала и опускал корзину, в которую хозяин пивной клал вино, пиво и закуски. Вот такой «рыболов», — добавила фрау Хэнэн. — Но с расформированием части, и он исчез, фамилии его я не помню. А вы откуда? — вдруг спросила она меня.
— Я из Казахстана.
— Наверное, прекрасная страна?
— Очень, — сказал я.
— Жаль, мне не судьба, видно, побывать в России, а тем более в Казахстане. А так хотелось бы. Фрау Хэнэн хотела еще что-то сказать, но не успела. Резкая поклевка случилась опять на ее спиннинге. Желтое кольцо улетело далеко в прибрежные кусты, а удилище интенсивно задергалось. Леска натянулась до предела. Фрау Хэнэн подошла к спиннингу, но не успела его взять. Леска возле катушки со звоном лопнула, и стало тихо.
— Не повезло, — сказала фрау Хэнэн.
Мы рассмеялись. На этом наша рыбалка и закончилась. В следующий выходной я не смог приехать. А еще через неделю сумел-таки выбраться, но теперь уже не было фрау Хэнэн. Мне стало грустно. Тем более что наступала осень. Под ногами на берегу появились желтые листья. Пиво я уже с собой не брал. Вместо него у меня был термос с чаем. А еще через неделю мы встретились. Было совсем уже прохладно. Фрау Хэнэн также сидела под зонтом, но теперь спасаясь не от палящего солнца, а от моросящего дождя. Она встала со стульчика и протянула руку:
— Я думала, что больше не увижу вас. Решила, что вы изменили этому водоему и выбрали другой.
Фрау Хэнэн отошла к спиннингам, поправила прищепки. Странно, но она не курила. «Наверное, папиросы кончились, надо будет не забыть спросить», — подумал я и стал распаковывать удочки. Поставив спиннинги, я сел на стульчик. Время бежало быстро, но рыбалка явно не получалась. Не было ни одной поклевки. Ни у меня, ни у фрау Хэнэн. Я достал термос, предложил чаю. Фрау Хэнэн не отказалась, подошла со своей кружкой.
— А знаете, почему не клюет? — спросила она.
— Интересно, и почему? — я заинтересованно посмотрел на нее.
— Потому что я бросила курить!
Я даже сначала не понял, что она сказала. Потом до меня дошло
— Поздравляю. Это очень мужественное решение. А я думал, у вас папиросы закончились, хотел опять привезти.
— Спасибо, наверное, уже не надо.
В этот день мы ничего не поймали. Я уехал ни с чем. Ушла без рыбы и фрау Хэнэн. Потом я долго не приезжал. До становления льда. В ноябре лед уже полностью покрыл водоем, и по нему можно было ходить без опаски. Я приехал на рыбалку и пошел к своему любимому месту. Но там было пустынно и не было видно никаких следов. Напрасно я, прорубив лунку в тонком льду, вглядывался вдаль и кого-то ждал. Фрау Хэнэн не пришла. Скорее всего, зимой она не рыбачила, как, впрочем, и многие другие немцы. Не пришла фрау Хэнэн и через неделю, и через две. Больше я ее не видел. А весной я уехал на Родину. Навсегда.
