Мой ямальский трофей, или Куда приводят мечты

Скажу сразу — это не первое мое путешествие в отдаленные уголки нашей необъятной Родины. И на Кольском был, и на Приполярном Урале, и на Таймыре, и на притоках Подкаменной Тунгуски, и еще черт знает где. Но слово «Ямал» завораживало и манило уже не первый год. Я перешерстил весь интернет в поисках предложений по рыбалке на Ямале и остановился на одном неприметном объявлении от некоего Сергея, который предлагал организацию рыболовного тура в тех краях. Предложения разного рода туроператоров я отмел сразу по причине их неподъемной цены, да и эти люди, в большинстве своем, имели лишь смутное представление о районе рыбалки, поскольку не жили там и сами выступали в роли посредников.

Забегая вперед, скажу, что Сергей сам все организовал и принимал участие во всех наших путешествиях и приключениях (рыбалка, передвижения на снегоходах, путешествия в тундру к оленеводам, организация проживания в чуме, готовка и пр.) и сам напрямую был заинтересован в качестве нашего отдыха, поэтому прошло все на высшем уровне. Теперь по порядку.

Собралось нас пять человек любителей путешествий, охоты, рыбалки и известной степени экстрима. Совместно было принято решение о том, что туда мы едем на поезде Москва — Лабытнанги, а обратно летим на самолете Салехард — Москва. Очень уж хотелось и Уральский хребет пересечь, и ледовую переправу через Обь преодолеть, и многое другое увидеть — романтика дальних дорог жива в каждом из нас. Из предложенных Сергеем вариантов проведения нашего путешествия был выбран самый экстремальный, но и самый интересный, на наш взгляд: с проживанием в настоящем чуме в ямальской тундре и с посещением в последний день стойбища оленеводов, затерянного в нескольких часах езды от нашего пристанища.

Встреча на ж/д вокзале Лабытнанги прошла в штатном режиме: Сергей встретил на микроавтобусе, помог загрузиться. В Салехарде закупили продуктов в супермаркете. Везти что-то из Москвы никакого смысла не имело, абсолютно все можно приобрести в местных магазинах. Переоделись в теплом гараже, приняли за знакомство по сто грамм, прыгнули в снегоходы (трое из нас в санях ехали) — и вперед на север, в тундру. Путь наш лежал по зимней ледовой дороге, проложенной прямо по Оби до рыбацкого поселка под интригующим названием Ямбура, на окраине которого для нас был поставлен настоящий чум (никогда ранее никому из нас в чуме жить не приходилось.) Вот в этом чуме нам и предстояло прожить целых пять дней. Естественно, переживали, как все пройдет: не замерзнем ли, как спать, как готовить, где будем рыбачить, какой лед, хватит ли длины ледобуров и т. п. Но это все было впереди, а пока нам предстояло покрыть на снегоходах порядка 75 км ночью по широченной реке Обь.

Сергей взял с собой своего старого друга — Александра, который, кстати сказать, был и водителем второго снегохода, и помощником во всех наших делах, и просто веселым компаньоном нашей дружной братии.

Дорога заняла три часа, и вот где-то вдалеке замерцали огни рыбацкого поселка. Пересекли Обь (ширина ее в этом месте составляет 6,5 км) и по реке Щучьей двинулись вверх к нашему жилищу. Через десять минут в свете фар снегохода показался чум. Душа ликовала: небо усыпано мириадами звезд, морозец -22 °С, свежайший воздух, ни ветерка, и посреди белого безмолвия возвышается сооружение, которое каждый из нас раньше видел только на картинках или по телевизору в передаче про оленеводов. И тогда это казалось таким недосягаемым, бесконечно далеким, и детская мечта побывать в этих местах тревожила душу. А тут вот он, стоит рядом, и можно не просто подойти и пощупать его, но и в течение всей недели жить в нем, ощущая себя настоящим кочевником.

Заранее, еще до нашего приезда, Сергеем заботливо было заготовлено все необходимое для нашего проживания: перед чумом лежали дрова, укрытые от снега ковриком, стояли канистры с бензином для снегоходов, мотобура и генератора. В чуме были припасены туристические коврики, спальники, посуда и прочая утварь. Наличие бензогенератора позволило нам иметь свет, что, несомненно, очень удобно, так как даже днем в чуме темно, и напряжение для зарядки фото- и видеоаппаратуры.

Растопили печь, расположились, уже была глубокая ночь, приготовили по-быстрому пельмени, как полагается, выпили — а как не выпить?! — за наше благополучное прибытие и легли спать в предвкушении завтрашнего дня — ведь завтра первый день рыбалки.

Рыбачили мы в тот день на реке в получасе езды на «снежиках» от нашего чума. День был солнечный и безветренный. Лед толщиной 1–1,2 м с трудом поддавался под натиском наших буров. Применение мотобура не всегда оправдано — его использовали только для расстановки жерлиц.

Каждый готовился к этой рыбалке как мог: читал статьи в интернете, закупал блесны, поводки, удочки, каждый в меру своего представления о ямальской щуке. А представляли ее все этаким гигантом, который не особо-то разборчив к приманкам и отхватит все, что попадет в поле его зрения, даже руку в лунку засунуть было страшно.

Но этот миф мы быстро развенчали, и вот уже у Жени — одного из моих товарищей — звякнул фрикцион и запела как струна леска. Вскоре на льду кувыркалась пятнистая красавица. Весы показывали 3,5 кг. «Ну, это только начало», — весело и с надеждой загомонили мы, и все уткнулись взглядом в свои лунки, периодически взмахивая удочками. Да, как и полагается в таких случаях, первая щука после взвешивания и короткой фотосессии была отпущена на волю. В этот день ловили все. И так же исправно работали жерлицы. Мы по очереди подбегали к «горящим» флагам, чтобы у каждого были равные шансы побороться с ямальским трофеем. Но самой крупной щукой, пойманной нами в этот день, оказалась красавица массой 4,5 кг, а трофеем всей рыбалки стал экземпляр чуть более 5 кг. Забегая вперед, скажу, что у местных аборигенов, как их там называют националов, рыба была крупнее, и ее явно было больше. Вот вам доказательство того, что рыба там есть, — ловить надо уметь. Видели мы у них трофеи и на 7, и на 10 кг, честно пойманные отвесным блеснением. Они, местные то есть, кстати сказать, не прятались от нас, а ловили прямо тут же, рядом сверля лед. Но где национал вытаскивал пять рыбин, мы — одну. Вот такая арифметика. Да и места они нам не боялись свои сдавать, чувствуя, что мы им не конкуренты в их родных местах.


Хорошие они люди — отзывчивые и гостеприимные. Общались мы с некоторыми: кто в гости к нам в чум заглядывал, кто заворачивал, когда мимо на «Буране» по реке проезжал — узнать, как клюет сегодня. На помощь, случись что в тундре, всегда придут. Но и к себе эти люди требуют уважения, придешь к ним с добром — будешь лучшим другом и гостем в их чуме. Север, однако, без взаимовыручки здесь не прожить.

Очень интересно было, сидя вечером в чуме у потрескивающей огнем печки, слушать рассказы старого Ханта-оленевода о его молодости, о нелегком труде, о кочевой жизни, узнавать новое о людях, которым достался в наследство не самый легкий край земли, о их законах, привычках, традициях, и понимать, что не они выбрали этот край — рождены они здесь и испокон веку научены здесь жить, трудиться, любить, рожать детей… Уже далеко за полночь мы ложимся спать, а в голове еще долго всплывают непривычные нам незнакомые слова, услышанные от старого Ханта: кесы, малица, хорей, нюка, аргиш… Здесь все по-иному, здесь все, казалось бы, самые простые вещи приобретают совершенно другой смысл…

День за днем мы рыбачим в разных местах, уезжая все дальше и дальше от чума в разных направлениях. Рыбалка везде трудовая — а ну-ка посверли метровый лед! А ведь если не клюнет после двадцати минут ожидания на одной лунке, приходится искать рыбу, вновь и вновь вращая ледобур, в конце уже по самую рукоять, на коленях, из последних сил. По пути утром и по возвращении домой в чум периодически поднимаем белую куропатку, часто большой стаей. У Сергея всегда под рукой заряженное ружье, вот и сегодня он вскидывает его и стреляет практически на ходу в двух вспорхнувших птиц — промах. Непросто со снегохода успеть выстрелить и попасть.

Очередной день пурга — ветер жуткий, кажется, лечь на него можно, если руки расставить, видимость — ноль. Приезжаем и видим: чум изрядно потрепало, несколько шестов валяется рядом, нюка ослабла (нюка — это четыре-пять одеял из оленьих шкур, которыми укрыт чум, как правило, шьются из 25–40 шкур). Быстро приводим все в порядок — мороз не дает расслабиться.

Дальше все уже отлажено: генератор, дрова, печь. Ну вот, уже тепло. Можно раздеться и отдохнуть. Сегодня Сергей угощает нас деликатесами: малосольная нельма, строганина из нельмы, вареная оленина и горячий суп из нее же. Вкуснятина — за уши не оттащишь. Все причмокивают от удовольствия, по кругу идет разведенный водой из реки спирт… За стенами чума бушует полярная метель, а здесь тепло. Опять рыбацкие байки, истории из жизни. Все смеются, у всех хорошо на душе.

Много не пьем. Сегодня еще баня в Ямбуре. Хороший друг Сергея Володя (это на русском, на хантыйском и не выговоришь), любезно согласился нам предоставить ее на вечер. Всем не терпится помыться, попарить косточки, поскоблить себя мочалкой, а после ныряем в снег. Ах, спасибо вам, ребята, за такую баньку! Хо-ро-шо-о-о!

В последний день нам удается побывать на стойбище оленеводов. Две семьи, два чума, женщины, дети. Встречает Миша (это опять по-нашему). На пригорке пасется стадо оленей, пятьсот голов. Кругом нарты с необходимым скарбом, оленьи упряжки с нартами — это нас покатать. Красавец олень склоняет голову — делаю снимок. Восхищен его красотой. Где я их еще увижу в дикой природе… Говорят, ненцы и ханты — дети оленей, никуда им без них. Это и одежда, и пища, и утварь, и многое другое.

У чума глыбы льда — это Миша привез с озера, пешней надолбил. Так они добывают зимой воду. Снега-то не натопишься. Нас приглашают в чум на праздничный обед. Накрыт стол: и строганина из рыбы, и сырая оленина — все как полагается. За столом ухаживают женщины. Обе в нарядных национальных костюмах. Хозяин чума Миша по другую сторону печки, наблюдает за нами. Девушки смеются: непривычно им нас видеть — мы для них как дикари. Горячий бульон и затем чай с настоящей тундровой брусникой на сахаре. Ягоды мелкие, но сила, которую они вобрали в себя за короткое полярное лето, — огромна. Чувствую, как разливается она по мне, и понимаю, что не болеют тут так часто, как мы в своем Подмосковье, а если и болеют, силой и богатствами тундры лечатся.

Пробуем все, что можно попробовать. Времени у нас немного. Путь обратно долгий. Сюда на снегоходах три часа ехали по голой тундре. Володя и Сергей поторапливают. Володя говорит, может пурга начаться. Здесь они все предсказывают погоду точнее любого гидрометцентра. Знания эти из поколения в поколение передаются. Катаемся на нартах, объезжаем стадо, фотографируем. Я пробую кидать тынзян (аркан по-нашему) — неожиданно получается. Сначала мне его укладывает Миша, затем уже я сам. Сколько кидаю — всегда удается вытянуть тынзян во всю длину, а это более 25 м, и каждый раз заарканиваю оленя. Миша удивляется, друзья смеются, что у меня еще один профессиональный праздник появился — день оленевода. Теперь, говорят, не отвертишься — в начале апреля проставляться придется.

Спустя два дня сижу в теплой квартире на мягком диване. На кухне на газу кипит чайник. Дети моются в горячей ванной. Полный холодильник еды. Передо мной на стене карта России. Я смотрю на то место, где как бы глубоким кривым разрезом в материк врезается Обская губа. Читаю надпись: «п-ов Ямал» и не могу поверить, что два дня назад я был там, на краю земли, где в -25 °С в чуме оленевода на печке в котле растапливается лед, для того чтобы попить чаю и сварить что-то горячее на ужин. Где по тундре гуляют свободно северные олени, летают белые как снег куропатки, бегают пушистые песцы, а в реках обитают огромные щуки, нельмы, муксуны. Где живет свободный северный народ, «малочисленные народы Севера», как это принято сейчас называть, сильные трудолюбивые люди, забота которых — выжить в этих условиях, вырастить своих детей и научить их всему, что познали они сами и чему выучились от дедов своих.

Сижу и думаю: может, я туда еще вернусь, ведь где-то там еще плавает не пойманная мной щука на 15 кг — мой ямальский трофей.

Фотоальбом, посвященный путешествию на Ямал, смотрите здесь.